Статьи → «Главное в жизни — впечатления»

«Жизнь в усадьбе» № 4 2004г.

Сергей Захаров — особое явление в жизни нашей эстрады. Особое по всему: по масштабу дарования, по артистическому облику, по уровню музыкальной культуры, по направлению творческих искании. Его творчество не подвержено капризам переменчивой моды, певец не стремится быть на гребне очередной «новой волны». На его концертах царит атмосфера высокого духа — редкость для эстрадного зала. Мы встретились с ним в его доме под Петербургом, и наш, разговор незаметно вышел далеко за рамки усадебной темы...

— Евангелие от Иоанна начинается так: «В начале было слово...» — а с чего началось создание этого дома?

— Я думаю, с мысли, которая потом облеклась в слова. Вообще-то здесь есть некое мистическое ощущение... Дело в том, что в Петербурге я жить не могу, я постоянно ощущаю некое давление. Ведь Петр построил город на болоте, город поднимался на костях, и над ним, на мой взгляд, витает огромное облако отрицательной энергии. Он не создан для покойной жизни. Для созидания, может быть, потому что страдание и созидание — вещи совместные. Я это стал чувствовать давно, как только прошла первая молодость. Едва я въезжаю в город, у меня начинает болеть голова, у меня подавленное состояние, мне лезут в голову всякие дурацкие мысли. Как только я приезжаю к себе сюда — все как рукой снимает, появляется жажда жизни, жажда творчества, счастье какое-то наполняет. Поэтому родилась эта мысль — уехать из города, и в 1989 году мне удалось ее осуществить. Вот уже пятнадцать лет я живу здесь, в Курортном районе.

— Зимой тоже?

— Какая разница — зимой или летом? Этот дом сделан не по канонам офисного строительства. Он — родом из детства, именно так я представляю себе уют. Создавал дом не для показа, не для хвастовства, а для жизни — удобный и комфортный. Я этот дом воспринимаю как одухотворенное существо, а главное, здесь очень хорошая аура. Любой человек, приезжающий ко мне, здесь как-то сразу расслабляется, ему кажется, что он дома.

— Как долго создавалось это великолепие?

— Года четыре.

— Это немного.

— Тогда я был помоложе, поактивней.

— Проект дома создавался архитектором?

— Какой проект? Я его нарисовал на бумажке и показал жене: «Здесь будет гостиная, здесь будет твоя комната, здесь будет мой кабинет, здесь будет верхний холл, здесь будет веранда для цветов».

— А внешний вид?

— Над внешним видом я даже не задумывался. Мы сначала внутренность нарисовали...

— Вообще-то так не бывает.

— Вы знаете, в 1989 году ситуация была следующая: чем незаметней дом, тем безопаснее. Помните то время? Поэтому внутри дома должно было быть удобно, красиво, а внешне он должен был быть без претензий и не привлекать внимания.

— Скажите, здесь, на Карельском перешейке, где всегда было популярное среди петербуржцев дачное место, вы не страдаете от многолюдия?

— Нет, мы можем с вами наблюдать два часа — ни один человек не пройдет мимо. На нашей улице 3 дома. Рядом с 1949 года живет сосед, которому сейчас 94 года, и он до сих пор сам за рулем и занимается сельским хозяйством вместе с женой, которая на шесть лет его младше. А чуть дальше живет бывший командир ленинградского отделения «Альфы». Строго говоря, это опушка реликтового хвойного леса.

— А черника здесь растет?

— Да, конечно, черника, земляника. Грибы у меня даже на участке растут, возле калитки.

— Сергей Георгиевич, ваша супруга сразу же поддержала идею переехать за город?

— Город ее тоже угнетал. Понимаете, мы ведь провинциалы дремучие. И она, и я — дети военных и всю сознательную жизнь с детства до поздней юности оба мыкались по углам — то водном гарнизоне, то в другом, своего дома как такового никогда не имели. Поэтому мы с радостью уехали из Петербурга и с тех пор не выезжаем отсюда ни летом, ни зимой, живем постоянно, ведь до города можно доехать за 40 минут.

— А дочь и внуки?

— Дочь с зятем построили дом в Лисьем Носу, в 20 километрах от Петербурга. Но у них там уже модерн, все по последнему слову...

— Много ли здесь у вас бывает друзей, коллег?

— Очень мало. Друзей у меня в принципе — кот наплакал, один-два человека бывает иногда... А коллег здесь вообще не бывает, нечего им тут делать. Приезжают съемочные группы, приезжают журналисты. Приезжает мой концертмейстер, мы с ним занимаемся постоянно. Вообще я большой мизантроп, особой тяги к общению у меня никогда не было. В доме хорошая библиотека, я много читаю, смотрю, слушаю, живу своей внутренней жизнью... Даже больше вам скажу: моя основная работа не есть теперь главное в моей жизни. Для человека главное — отнюдь не работа, не трата своей нервной энергии и не совершение подвигов. Главное — получать впечатления, потому что на склоне жизни у тебя останутся в памяти только твои впечатления, а никак не ценности, которые ты насобирал. Останется впечатление о жизни, о детях, о земле, о путешествиях, об истории, о философии, впечатления, полученные в театре, в концертных залах, впечатления о лучших достижениях человеческого гения — в кино, в драматургии, в балете, в литературе. Все это требует огромного времени. Мои собственные выводы из тех впечатлений, которые я получаю от жизни, выкристаллизовываются в подсознании, и когда я работаю на сцене, мне есть что сказать. Мы общаемся с публикой отнюдь не словами, мы общаемся теми понятиями и образами, которые за словами стоят. Чем более наполнен артист — наполнен духовной жизнью, а не схоластическими знаниями, — тем большим он может поделиться с публикой. Ежели его собственные реакции на сегодняшнюю жизнь осмысливаются с точки зрения человеческой истории и жизненной философии, они на подсознательном уровне приходят к публике, к каждому слушателю. Стихи в данном случае являются как бы проводником, особенно если это романс — там так много заложено, что если спеть только слова, можно убить романс. Разговор артиста и публики проходит на высшем духовном уровне.

— Сергей Георгиевич, по вашему опыту, влияет ли жизнь за городом на отношения в семье?

— Конечно, влияет. Мало того, что любовь сохранена, мы с Аллой женаты уже 35 лет. С каждым годом я влюбляюсь в свою жену по-новому и все сильнее и сильнее. Мы ведь не мыслим жизнь друг без друга. Мы все время вдвоем — общее хозяйство, общие заботы... Да общая баня, в конце концов! У каждого свои обязанности: условно говоря, я хожу на охоту, жена поддерживает огонь в очаге. Жизнь загородом — это наиболее естественное состояние для человечьей особи: ежеминутно общаться с природой, жить по ее законам — и не нарушать их. Суета сует бесконечна, а в конце жизни остаются эти счастливые минуты покоя в согласии с природой.

— Вы сказали, что ваш дом возник изнутри, а как же возник ваш сад?

— Дизайнерская идея — моя, а вот расположение культур — это уже решает Алла, исходя из литературы. Она получает какие-то журналы, в интернете что-то смотрит. К сожалению, вы сейчас не смогли увидеть все то великолепие, какое бывает здесь в июле (наша встреча с певцом состоялась в начале июня -Н.Ш.) — огромное количество лилий, замечательные пионы всевозможных сортов, начиная от ранних июньских и кончая июльскими.

Я-то больше всего люблю лилии, водные растения, очень люблю хвойники. Алла обожает свои многочисленные растения, как детей, она их пестует. У нее две теплицы. Вся зелень в течение всего лета, все овощи наши собственные: редиска, огурцы. Больше мы ничего, никаких картошек, упаси Бог, не сажаем. У нас есть помощники — Зина, которая помогает Алле в саду и по дому, и Женя, он у нас как бы управдом, он же механик, слесарь, токарь, столяр и на все руки мастер

— Сергей Георгиевич, а как вы справляетесь с коммуникациями? Хоть это вопрос не возвышенный, но очень важный — водопровод, система очистки.

— Вода у нас магистральная, газ — баллонный.

— А зимой не бывает проблем с отоплением?

— У нас своя котельная, автоматическая, мы и не замечаем, как она работает. Здесь в доме на обоих этажах находятся датчики. Устанавливаешь температуру −21 градус днем и 19 ночью. Котельная получает сигналы от этих датчиков, как только температура достигает 21 градуса, отопление отключается, когда температура опускается до 20 — включается. Если на дворе 30 градусов мороза, у нас все равно будет 21 градус тепла. Дом мы строили из 30-сантиметрового калиброванного бревна, и утепление здесь только натуральное — обычная пакля. Между бревном и вагонкой воздушная прослойка 5см, и между вагонкой и сайдингом еще 5см.

— Но сайдинг — это все-таки синтетический материал?

— Он же только с внешней стороны, весь проветривается насквозь. Сайдинг не герметичен — сплошные щели. Он защищает только от дождя, от ветра, от снега.

— Я чувствую, что в доме очень хорошая звукоизоляция, — как вы этого добились?

— Здесь нет кирпича. Только дерево.

— А как вы используете цокольный этаж, подвал?

— А у нас нет подвала, только ленточный фундамент — мы же на песках. Здесь раньше было море, если копнуть, найдете ракушечник. Земля здесь, на Карельском перешейке, зимой промерзает, как минимум, на полтора метра. Весной, когда она постепенно отходит, у нас все в порядке. Только дверные косяки вверх-вниз ходят — то сверху, то снизу нужно нажать, чтобы дверь открыть. А вот там подальше кирпичные дома стоят — у них лопаются стены. Фундамент заглубленный, и когда земля весной оттаивает, он начинает двигаться, а дом-то не может двигаться вместе с фундаментом и идет на излом. Речь идет о миллиметрах, но этих миллиметров хватает, чтобы кирпичный дом треснул. Это не Московская область, где земля всего на полметра промерзает, здесь 30-градусые морозы — обычное дело. Поэтому ленточный фундамент, который ходит вместе с грунтом, и бревно, которое ходит вместе с фундаментом.

— Вы с таким знанием дела рассказываете, будто собственными руками этот дом строили.

— Конечно, собственными. Вся первая часть строительства делалась практически собственными руками.

— По вашим рукам этого не скажешь.

— Это было пятнадцать лет назад. Сейчас я этим не занимаюсь, я занимаюсь только творчеством. Зато гараж я складывал из кирпичей вдвоем с братом, и баня построена вот этими руками. Баня очень простая. И финская, и русская — я люблю и сухой пар, и веничком, по настроению.

— Значит, вы утверждаете, что можете своими руками сделать что угодно, если захотите?

— Практически, да. Можете спросить у жены.

— Теперь вопрос о животных: как они появились, в какой последовательности, и что они для вас значат?

— Опять же философский вопрос. Мы живем в гармонии с природой и считаем, что человек узурпировал власть над природой незаконно. Человек является таким же субъектом природы, как и все остальные существа. Мы считаем себя частью природы, и наши животные — мой Султан, огромная адыгейская овчарка, и маленькая Клеопатра, и две наши кошки, Наташка и Ксюшка — все они члены нашей семьи. Мы уважаем желания, инстинкты и природу каждого из них. Если Султан считает, что он вожак в этой стае — мы уважаем это его инстинктивное ощущение и никогда не позволим себе агрессивное или неуважительное отношение к нему. К Клёпочке мы относимся, как к нашему ребенку, и она нам отвечает тем же. Кошки живут не в доме, они выполняют свою функцию, время от времени нам мышек выкладывают, доказывают, что не зря хлеб едят. Так что все они члены нашей семьи, они такие же, как мы, мы их понимаем, и они как-то на подсознательном уровне улавливают наше настроение. Я еще только думаю, что надо идти гулять с Султаном — Султан уже возле крыльца и ждет. Откуда он это знает? Непостижимо!

— У вас великолепные аквариумы. Это тоже мечта с детства?

— Да. Последние 13 лет службы отца мы жили в Казахстане, на Байконуре. Я там заканчивал школу, потом техникум, оттуда ушел в армию. Поскольку там практически пустыня, конечно, была тяга к аквариумам. Водная среда-это все-таки наша прародительница. Почему, например, холодная вода так благотворно действует на наш организм? Потому что мы все из моря вышли.

— Трудно ли содержать аквариумы в таком идеальном порядке?

— Вовсе нет. Если знать некоторые биохимические процессы, если иметь небольшой опыт, то уже чувствуешь каким-то седьмым чувством состояние рыбок своих — по поведению, по плавникам, по тому, как они играют, — легко определяешь качество воды, качества корма. Я могу мгновенно запустить инстинкт размножения, добавив свежей воды с содой, или наоборот, подкисленной. Могу получить мальков, вырастить их, поехать на Кондратьевский проспект обменять одних мальков на других. Вот недавно около полусотни уже подросших мальков «принцессы Бурундии» я поменял на циклид, которые мне необходимы. Я могу разводить любых рыб, кроме вот этих петухов таиландских, потому что они искусственные, они созданы генетическим путем специально для того, чтобы их нельзя было разводить. И хотя они нерестятся и икру выметывают, она безжизненная, мальков не получается. Зато эти петухи живут до четверти века. Вообще для циклид от 2 до 25 лет — это стандартная продолжительность жизни.

— У меня складывается впечатление, что если бы вы не занимались творчеством, то могли бы зарабатывать неплохие деньги на разведении рыб.

— Да, возможно. Мне главное — увлечься чем-то. Но вот на сегодняшний день и другое увлечение: я коллекционер заядлый, коллекционирую оперные спектакли лучших театров мира — Ла Скала, Метрополитен Опера, — все, которые выходят на видео или DVD. Я очень увлекаюсь оперой и симфонической музыкой, а это тянет за собой аппаратуру соответствующего качества, огромное количество разговоров-переговоров с коллекционерами: «Я тебе то» — «Я тебе это». Кроме того, у меня огромное количество виниловых пластинок. Я их так на СD и не переписываю, потому что цифровой звук и аналоговый звук — две большие разницы. Хотя винил потрескивает и пошумливает, звук на нем — живой.

— А почему?

— Цифра убивает, это же не прямая запись, а как бы оттиск в другом формате. Аналоговая запись, напротив — прямая. Мы сейчас пишем интервью на цифровой диктофон, и когда вы будете слушать, вы поймете разницу: хотя слова те же, интонации те же, но жизнь уйдет.

— А какую роль в вашей жизни затворника играет телевидение?

— Наши СМИ ориентируются на прибыль, а лучше всего продается самый дешевый продукт. Таким образом, мы и получаем все худшее. Потребители высокой культуры у нас составляют 5%, а потребители поп-культуры −95%. Отсюда вы получаете один единственный телеканал на всю Россию, который можно смотреть без ущерба для психики. 150 миллионов человек имеют один-единственный канал «Культура». Это же катастрофа! На американском телевидении 65 каналов, плюс еще 70 кабельных, и вы можете выбрать все, что вам угодно. Я не хочу, чтобы мою психику насильно зомбировали. Я как свободная личность должен сам выбрать то, что я хочу смотреть.

Я не хочу смотреть рекламу, не хочу смотреть обнаженную натуру — я ее и так хорошо знаю. Нужно абсолютное разделение по интересам. Слава Богу, выручает спутник, НТВ+делает очень доброе дело. Я могу абстрагироваться от сегодняшнего дня, могу смотреть то, что хочу, даже без намека на рекламу. Я своими собственными заработанными деньгами оплачиваю право свободно выбирать СМИ. Думаю, рано или поздно развитие телевидения пойдет по этому сценарию, каждый человек и каждая общественная прослойка сможет осуществлять свободу выбора.

— Сергей Георгиевич, 21 апреля в Театре эстрады состоялся долгожданный для москвичей сольный концерт, на котором мне посчастливилось быть.

Многие ваши поклонники спрашивают, когда снова можно будет вас услышать в Москве?

— 5 октября, снова в Театре эстрады. Я думаю, что будет новая программа, поскольку кладезь музыки бесконечен. Полагаю, на этот раз я буду представлять романсовую культуру Серебряного века, и конечно, будет много оперной музыки.

НИНА ШЕБАНОВА

каждая продажа щебня качественная.