Статьи → «Мистер Игрек»

«Московский комсомолец в Питере» (13.01-20.01) 2000г.)

Есть, по меньшей мере, пять образов Сергея Захарова (из его прошлого и будущего), живущих в массовом сознании.

Захаров — секс-символ, удачливый красавец, любимец женщин, «принц из сказки», молодой повеса, русский Лоретти, с легкостью берущий призы на самых престижных фестивалях.

Захаров — певец от Бога, ученик Утесова и Отса, солист множества знаменитейших музыкальных коллективов, артист с головокружительной карьерой, обладатель лирического баритона редкой красоты. Захаров (этот образ он сам категорически отрицает) — скандалист и грубиян, затеявший драку в ленинградском Мюзик-холле, подсудимый и осужденный, опальный артист, канувший в безвестность... Образ четвертый — человек, перенесший клиническую смерть, спасшийся чудом и поверивший в «жизнь после жизни», философ, затворник и мизантроп.

Образ пятый — образцовый семьянин, владелец загородного имения, фермер, домохозяин и домоустроитель, любовно выращивающий цветы в собственном саду.

Есть, очевидно, и шестой образ. Или нет? Сам Захаров не видит в своей натуре никакой загадки. Когда я назвал его мистером Иксом (известный герой из коронной арии певца), он запротестовал: «Никакой я не мистер Икс!».

— Позвольте усомниться. Ария мистера Икса, которую Вы, Сергей Георгиевич, так блестяще исполняете, заканчивается словами: «Всегда быть в маске — судьба моя!». Судя по Вашим интервью, Сергей Захаров — абсолютно счастливый человек, примерный семьянин и рачительный хозяин, у которого в жизни все хорошо и гармонично. Идеал, к которому надо стремиться. Это маска?

— Вы не поверите, но этот имидж полностью совпадает с моим внутренним «я». У меня есть все, я — легенда во всех смыслах. Может быть, я притворяюсь только в одном — в такой уж любви к своему зрителю. Я идеализирую его и, когда стою на сцене, отношусь ко всему залу, как к одному человеку. Но сказать, что я люблю каждого зрителя в отдельности, не могу.

— А зрители, в ответ, идеализируют Вас?

— Вероятно.

— У Вас бывают обычные человеческие депрессии?

— Очень часто. И это нормально. Депрессия — поиск выхода из тупика. Мои депрессии, как правило, связаны только с творчеством. Надо уединиться, найти верную дорогу... Отсюда и родится моя мизантропия. Мне легко с журналистами, но невероятно трудно общаться с обычными людьми. Боюсь даже, что они мне неинтересны. Возможно, все дело в моей проницательности, но это факт — человек становится мне неинтересен чаще всего в первую минуту разговора.

— И Вам нелюбопытно разгадывать загадку человека?

Нелюбопытно. Недавно я беседовал с одним очень популярным политиком и еще раз убедился в том, что человек — скопище пороков. И поэтому — уже скучно. Общество в борьбе за существование излучает отрицательную энергию. Давка, безденежье, ненависть к собственной нищете... Все это витает и давит на меня.

— Вы тоже боретесь за жизнь, и, значит, тоже излучаете отрицательную энергию?

— Я борюсь с улыбкой на лице. И не наступаю ни на чьи интересы.

В середине 70-х карьера Захарова внезапно прервалась. 24-летний солист ленинградского Мюзик-холла, на которого художественный руководитель коллектива Илья Рахлин возлагал большие надежды, стал героем скандала. Артист не поладил с администратором Мюзик-холла и оказался участником групповой драки в буфете. Администратор, по материалам уголовного дела, получил «тяжкие телесные повреждения». Полгода следствия, 5,5 месяца в «Крестах», суд, «химия» в Сланцах, где Захаров-осужденный клал кирпичи на стройке, еще 3 месяца тюрьмы. После выхода на свободу — табу, наложенное на имя опального певца.

— Однажды, Сергей Георгиевич, Вы сказали: «Земная жизнь — это испытание человека от рождения до смерти». То, что произошло после инцидента в Мюзик-холле, Вы восприняли как испытание для себя, как закономерность?

— Скорее всего, это было закономерное, но слишком рано наступившее событие. Оно случилось в начале моего «пути вниз».

— Что значит — «путь вниз»?

— Это когда человек надолго теряет голову. У меня это была не звездная болезнь, а, скорее, обычная славянская эйфория успеха. Когда из года в год все удается, к этому привыкаешь. Начинаешь удивляться: «Почему все можно, а вот это — нельзя?». Начинаешь путать везение в карьере и везение в быту. И остается дело за малым. Любой провокатор приводит тебя в бешенство. Ты проигрываешь схватки и опускаешься до пивного ларка, бомжевания, смерти. Так, к сожалению, случилось с моим другом, замечательным баритоном Толей Королевым. У него были безраздельная любовь публики и полная бытовая неустроенность. Чести много, а денег мало. Его преследовали несчастья, и он умер молодым.

— Вам удалось удержаться на какой-то точке, и Ваш «путь вниз» не состоялся...

— Я даже благодарен людям, которые остановили мое победное шествие в бездну. Они меня укрепили как личность. Выйдя через год с небольшим из своих «человеческих университетов», я расставил все на свои места. Не так важно, как ты упал, важно, как поднялся.

— А чувство мести? Обида?

— Я не держу зла на человека, который устроил эту провокацию по заказу спецслужб. Спецслужбы, в свою очередь, действовали по заказу Григория Романова. Мы с ним это уже обговаривали. Он жив, старик, мы беседовали недавно в Москве.

— И как он Вам показался?

— Есть порода людей, которых не грызет совесть. Каганович дожил до ста лет и прожил их в счастливом неведении о тех преступлениях, которые совершил. То же самое происходит с многими партайгеноссе сегодняшнего дня. Почти все их шаги были продиктованы личными соображениями, корыстью, но они истолковывали их как глас народа. Сейчас они на персональной пенсии, в полной уверенности, что ими водила рука проведения. Скандал, навязанный мне Романовым, не стоил выеденного яйца. Но Романов боролся за свои интересы и в то же время очищал ряды представителей искусства Ленинграда... Это было знамением того, что перед новой брежневской Конституцией 1977 года все равны. Тут Ленинград должен был идти впереди всех. И я был для Романова интересным экспонатом. На ком, как не на известном певце, отработать все это. Прошло 22 года, но об этом случае не забыли. Расчет Романова оказался точен.

— Неужели Романову не нравились Ваши песни?

— Это была классовая ненависть. Народ-то не испытывал к нему любовь. Григорий Васильевич имел власть, но не был обласкан любовью толпы. У меня было все наоборот. Задавить меня было очень заманчиво. И он воспользовался случаем. Без царя в голове, он сам имел мало шансов, и только беспредельная преданность «верховному божеству» позволила ему дойти до высшей ступени партийной лестницы. С ним как раз все понятно. Со мной сложнее.

— Как Вы все же к нему сегодня относитесь?

— Как к пожилому человеку, которого можно пожалеть. Достаточно бесславный конец... Он, бедняга, даже Героя не получил — к чему были все его страдания? Леонид Ильич ограничился орденом Ленина.

— Что сказал Вам Григорий Романов при встрече?

— Он сказал: «А помнишь?..». С его точки зрения, он, связав свое имя с именем артиста, таким образом вошел в историю. История рассудит. История вообще парадоксальна. Пример из нашей теперешней жизни. Мадонна в последние полгода прозвучала со своим очередным хитом 2500 раз. После этого был организован опрос: «Кого Вы считаете лучшей певицей столетия?». Не были названы ни Фицджеральд, ни Стрейзанд, ни Хьюстон. Все назвали Мадонну, хотя она, с точки зрения исторической перспективы, не представляет собой ничего. Представляете, насколько легко можно промыть мозги?

— Чем закончилась история с Романовым?

— Ее успешно завершил Лев Николаевич Зайков, новый первый секретарь Ленинградского обкома КПСС. Он меня «реабилитировал» и вернул в Ленинград. Мы с ним до сих пор дружны, и он считает меня своим вторым сыном, а я его — вторым отцом.

— А с Романовым побеседовали по-дружески?

— Конечно. В 70-х я был молод и воспринял свою опалу как романтическое путешествие. Вроде судьбы графа Монте-Кристо.

-Что Вы вынесли из этого путешествия?

— Люди стали для меня открытой книгой.

— А самое сильное впечатление?

— Общение со строгим режимом. Я с ними чаек попивал. В этих людях есть парадокс. Их уникальный интеллект почему-то направлен на конфронтацию с обществом. Ум, авантюризм, охотничий инстинкт, жажда острых ощущений... Если ты выжил на «строгаче», ты выдающаяся личность. Мне было очень интересно.

Надо признать, и с самим Захаровым тоже небезынтересно попивать чай. В 1984 году в окрестностях Моздока он видел НЛО. Находясь в горах, на перевале, на высоте 2 тысяч метров артист, его администратор и водитель машины наблюдали внизу, над слоем облаков, овальный светящийся и вращающийся объект «размером со стадион», похожий на спрут. Послышалось шипение, «щупальца» стали вращаться все быстрее, «спрут» резко взмыл вверх, превратился в маленькую звездочку и исчез..."

А в детстве в доме у Захарова бушевал домовой.

— Мне было 8 лет. Я жил у бабушки в частном доме в Николаеве. Мне запало в память, как летают подушки...Когда я подбежал посмотреть, как они вылетают из спальни в комнату, увидел следующее. Подушки лежат горкой на кровати. На верхней образуется вмятина, подушка поднимается в воздух и летит в мою сторону... Домовой расколотил 13-литровую бутыль с вином, побил посуду. Бабушка в это время стояла перед иконой и молилась, а я наблюдал за происходящим, сидя под столом.

— Что еще поразило Вас в детстве?

— Однажды мы с мальчишками залезли на высокое дерево в московском школьном дворе. Мне было лет 8. Я забрался на самую вершину, не удержался и упал с 7-метровой высоты. Я падал отвесно, головой вниз. В полуметре от земли моя правая нога зацепилась за развилку между сучьями и застряла. И я в этом положении завис.

— Позже такие случаи были?

— Есть у меня армейский товарищ Евгений Феонов. Живет в Москве. Мы с ним служили в 70-м году в армии. Потом он исчез из моей жизни (пошел своей дорогой, а я своей). И вот спустя 9 лет в Сочи, я выплыл за мол, а назад выбраться не смог. Прибой отбрасывал меня назад. Я выбился из сил. Было раннее утро, часов 6. Вокруг ни души. Я так устал, что даже кричать не мог. Приготовился к худшему, лег на спину, и вдруг чьи-то сильные руки начали толкать меня к молу... До него было метров 70. Когда я отдышался и пришел в себя, смотрю — это Женя Феонов! Он сказал: " Я тоже купался, только в другом месте. Вижу, кто-то тонет. Ну я и поплыл...«. Именно в том месте, в смертельный для меня момент, появился человек, который присутствовал в начале моей творческой карьеры. Он тоже был певцом (в молодости мы пели в одном ансамбле). Был старше меня и был первым, кто привил мне навыки пения, взгляды на жизнь. И через 9 лет спас меня в совершенно безнадежной ситуации.

— Какие еще цифры — «Ваши»?

— Я люблю 9 и 5.

— Или они Вас любят.

— Я их люблю, потому что они меня любят. У меня даже номер на машине — пятерки. А девятки... Может, мой цикл обновления — 9 лет? Не знаю.

— Ваша сегодняшнее жизненное кредо?

— Нужно очень медленно, спокойно жить, не суетиться, не растрачиваться на ерунду. Отдавать себя делу, которое тебе удается, для которого ты рожден. Тому, что, условно говоря, лежит на твоей ладони.

— А что лежит на Вашей ладони?

— Моя линия творчества идет параллельно с линией жизни до конца. И это тоже знаковое совпадение.

— Однажды Вы сказали: «Одни умирают молодыми, как Лермонтов, Есенин, а другие светят долго, как Верди, Леонардо. Мне приятнее второе...».

— Я лишен болезненного ощущения лидерства. Слишком быстро сгорает тот, кто облечен талантом и опытом жизни, но потерял сиюминутный успех. Оттого, что пришел Пастернак, ценность Есенина не изменилась. Но когда Есенин умер, он казался уже вторичен, третичен, он считался немодным. Все, кто видит себя только на вершине пирамиды, не выдерживают «второй роли». Вступает в силу закон саморазрушения. Эти люди мгновенно выплескивают наружу все, что могут сказать, а когда жизненные впечатления исчерпаны и нужно искать вдохновение в других источниках, они этого не выносят и уходят из жизни, сами того не замечая. «А он, мятежный, просит бури...» Если бы Есенин и Лермонтов были меньше уверены в своей гениальности, они прожили бы долго и счастливо и оставили бы человечеству еще много чудесных произведений. А они оценивали мир, прежде всего с позиции собственного «я». Позиция, которая в итоге приводит к саморазрушению. Парадокс.

— Говорят, что эгоцентризм — непременное условие для озарения.

— Это только в начале жизни.

— Вы имеете в виду, что вначале жизнь как бы подбрасывает нам готовые варианты, а потом наступает порог, за которым уже ничто само не дается?

— Совершенно справедливо. До 25-ти нужно использовать свой шанс. А потом надо трудиться.

— Где-то про Вас было написано: «Он победил в жесточайшей борьбе среди звезд». Это действительно была «жесточайшая борьба»?

— Нет, это было легко. Слишком легко. Я ничего особенного не делал, чтобы завоевать семь международных премий. С самого детства я был уверен, что займу высокое место в жизни. Как и все в молодости, верил в свою исключительность. Приезжая на очередной фестиваль, я понимал, что мне нет конкурентов. Понимание этого, абсолютное пренебрежение угрозой извне, очень легко приводит к падению. Что в итоге и произошло.

— Неужели вот так, без всякой борьбы...

— Почему? Борьба была. За свою жену я боролся здорово. Этим дракам было не счесть числа. В конечном счете, я отбил ее у уже взрослого человека, офицера. Мне было 17 лет. А ему за 30. Это была «дуэль на рассвете».

— А сейчас что?

— Я остался вспыльчивым. Но с каждым годом все спокойнее и спокойнее. Особенно после Миасса я стал непробиваем, как скала.

— А может, все-таки Ваши видения были галлюцинациями? Феноменом умирающего мозга?

— У меня осталось ощущение, что электронный слепок нашего сознания отлетает от тела и как бы уходит в некий вселенный банк данных. Мне кажется, все фантомы, привидения и тому подобное существуют в действительности. Это отринутые, отвергнутые, не долетевшие «слепки». Все это объяснено в религии. И девять дней, и сорок дней, и рай, и ад... Рай для меня — вхождение сознания в систему мирового разума, а ад — стирание. Когда ты оказался неудачным опытом. В нас заложена программа, которая должна быть выполнена. Эта программ, наше второе «я», подсознание, и регулирует нашу деятельность. Может, это оно срегулировало так, что моя нога при падении с дерева завернулась и попала в развилку? Подсознание же считает в миллионы раз быстрее сознания. В этом причина обращения многих музыкантом к наркотикам. Подсознание выходит наружу, и время замедляет бег... У некоторых наших известных артистов время течет иначе. По крайней мере, у одного. У Кобзона. Он успевает в одну единицу времени сделать в 10 раз больше, чем обычный челове. И сам этого не осознает. Он везде все успевает, потому что находится в другой системе координат.

— А Вы обладаете сверхспособностями?

— Кроме проницательности у меня нет другого оружия.

— Сомнения Вам неведомы?

— Человек всегда находится в борьбе и сомнениях. Подсознание, или, с точки зрения религии, дьявол, все время нашептывает: «Сделай так, а не так...»

— И что дьявол нашептывал Вам?

— Не дьявол все-таки, а подсознание. Оно иногда действительно нашептывает не то. Но, как правило, ему надо верить. Я лично уверен, что должен действовать по первому наитию. Мое первое впечатление о человеке всегда оказывается самым правильным. Как только начинаешь взвешивать на весах: «А, может, все-таки так?» — сразу вступает в дело «дьявол», как Вы говорите.

— Когда Ваше подсознание выходило наружу?

— Только под влиянием алкоголя. У меня были увлечения спиртным, и довольно тяжелые. Как и у всех творческих натур. Близкие говорят, что под влиянием алкоголя я становлюсь абсолютно другим человеком. Плохим или хорошим, никто не говорит. Но — другим. Скорее всего, от меня плохое скрывают.

— Пить — плохо?

— Алкоголь, конечно, высвобождает творческую энергию, но, в конце концов, приводит только к депрессии. За все надо платить.

— А во сне подсознание Вам помогает?

— Обычно в преддверии болезни, когда я простужен, но еще не знаю об этом, мне снятся очень яркие сны с преобладанием зеленого, синего и желтого. И тогда я начинаю лечиться. И успеваю «не заболеть».

— У Вас самого есть классовая ненависть?

— Мне жаль людей, которые не могут оценить свое появление на свет как великое чудо, невероятную удачу и проживают жизнь недостойно. К сожалению, определенной социальной прослойке это «революционное» сознание присуще.

— Вы согласны с тем, что люди рождаются аристократами, патрициями и плебеями?

— Да. У каждого свои предки. Каждый из нас — вершина гигантской пирамиды своего рода. Я знаю массу примеров, когда в совершенно бездарных, пьяных, развратных семьях рождались удивительные дети. Это — гены далеких предков, наследие их ДНК. Я верю в буржуазные ценности: дом, семья, неприкосновенность собственности.

— А в социальную справедливость?

— Я добился всего сам. Вернулся на эстраду с зоны «голый». Мое «второе становление» пришлось на становление нового общества. Это эгоистический пример убеждает меня в том, что мы идем верным путем. Адекватно работаешь — адекватно получаешь. Через пользу себе приносишь, ползу государству. Каждый думает о своих интересах, а в результате процветает страна.

— А как же старики, нищета?

— Эту заботу должно брать на себя государство.

— Как Вы относитесь к своему возрасту? Боитесь, что появятся морщины, седина?

— Не боюсь. Но не хотел бы дожить до ста лет.

— А любовь публики?

— Она стареет вместе со мной. Я не ищу успеха у молодежи. Молодежь сама приходит ко мне, взрослея.

— В японском фильме «Легенда о Нарайяме» есть образ: молодые жители деревни относят своих стариков в горы, чтобы те умирали в одиночестве, никому не мешая.

— В этом мудрость поколений. Старческий эгоизм еще более страшен, чем эгоизм молодых.

— Значит, жить надо для себя.

— Надо думать, прежде всего о себе. Скандалы в очередях, зло на жену, противных детей, урода-начальника, жуткую власть, скотские условия жизни — все это не имеет никакого значения, если человек живет в своем, замкнутом мире.

— Который Вы себе создали? «Духовную эмиграцию».

— Да, и прекрасно себя в ней ощущаю.

— Что для этого необходимо? Миллион долларов?

— Доступ к литературе, теплые тапочки, кот, печка... Чтобы стать счастливым, бывает достаточно ограничить потребности.

— Идея, которую не раз высказывал Ваш любимый писатель, Герман Гессе.

— Я люблю Гессе за ум, неординарность мышления, глубокое знание человеческой природы. Идеи, которые он проповедует, меня не занимают, поскольку я перерос этот возраст, восприятие мира в состоянии одиночества и непризнанности. Я животное общественное, хотя по природе своей мизантроп. И семья у меня такая. Отчасти поэтому мы уехали из города и живем отдельно, в лесу.

— Еще из Ваших слов, по поводу религии: «Новые идеи вложены Создателем в умы избранных людей...». Вы ощущаете себя избранным?

— Я чувствую, что мне даровано нечто, что я должен развить и передать дальше. Я не избранный, а «носитель».

— Ваша любимая фраза?

— «За все надо платить». За любой успех платишь поражением. Чтобы победить, нужно испытать много трагичного и отрицательного, пережить это, добиться успеха и ждать нового испытания судьбы.

ВЛАДИМИР КОЖЕМЯКИН

renault sandero в россии | renault sandero | renault sandero stepway Хорошие евроокна деревянные на портале. Оформить деревянные евроокна справка. киноафиша 2010