Статьи → «О главном: Смысл жизни Сергея Захарова»
«Смена» 30 декабря 1992г.
Найдутся сотни примеров, когда питерские артисты уезжают в Москву в поисках счастья в работе и личной жизни, но так редко
За последующие тридцать лет у Захарова было великое множество причин и возможностей вернуться в Москву на коне (обзаведясь там самой престижной жилплощадью и вниманием столичных властей!), но он не изменил Питеру, став одним из символов культуры великого города.
В молодые годы популярность Захарова была столь горяча, что ее решил остудить сам член ЦК КПСС Григорий Романов. С его подачи был спровоцирован конфликт, когда певца хитроумно вынудили ввязаться в драку с администратором Мюзик-холла, после чего это внешне тривиальное дело было раздуто до городских масштабов, и певец отправился не за лавровым венком на конкурс в Буэнос-Айрес, а в Сланцы, на химию, где артиста научили клеить картонные коробки для школьных мелков.
После таких нокдаунов редко кто поднимался, но Захаров вернулся на Олимп, став народным артистом России, причем не с помощью Мюзик-холла или Ленконцерта, а исключительно благодаря своему таланту, трудолюбию и еще
Как бы ни складывалась его карьера, в семейной жизни у Захарова все было на зависть удачно: преданная красавица жена Алла, с которой они знакомы чуть ли не со школьных лет, любимая дочь Наташа, обожаемые внуки Стася и Ян, загородный дом под Зеленогорском, нешуточное и процветающее фермерское хозяйство, несколько машин, студия звукозаписи в Петербурге.
В этой студии на берегу залива Сергей Георгиевич и встретил корреспондента «Смены» (к слову, газеты, подписчиком которой артист и его семья являются многие годы).
— Студия оборудована по последнему слову техники. Она моя и работает только на меня, других артистов здесь не бывает. Для меня студия — отрада в жизни. Иначе бы не удалось записать и выпустить за последние два года семь компакт-дисков.
— Это не переиздание старых записей?
— Нет, сто часов новой музыки.
— Тогда это рекорд России, а может быть, и мира: семь новых компактов за два года! Правда, не очень понятно: зачем так много новых альбомов?
— Есть спрос — и в России, и на Западе. Но главное — это делается для потомков, для истории. Романсы, арии из опер, народные песни... Самый новый диск — «Выхожу один я на дорогу».
— Приятно, хотя и несколько неожиданно слышать: «Работаю для потомков, для истории!» Вот это размах!
— Надо отдавать себе отчет, что искусство переходного периода сиюминутно, если не сказать, сиюсекундно...
— Сколько уже длится этот переходный период?
— С 1985 года и, скорей всего, затянется еще лет на сорок. Как бы то ни
было, в определенный период жизни понимаешь, что сиюминутные радости на
самом деле не имеют большого значения для твоих внуков, правнуков. Большое
видится на расстоянии. Сколько бы ни случалось перемен в нашем Отечестве,
все равно все вернется на круги своя, и, с точки зрения истории, останутся
— А если спуститься с высот политики в мир музыки!..
— Та же история: свою собственную культуру нам нужно ощущать в контексте общемировом, и только тогда сможем точно определить свое место в культуре. Сейчас, может быть, это никому не нужно, но пройдет время, придут новые поколения и вспомнят о тех, кто работал не за страх, не за деньги, а за дело — для того, чтобы углубить и увеличить культурное наследие своего народа.
— Все понятно, но так трудно затормозить в потоке сиюсекундных хлопот и подумать о главном, о вечном...
— Ты становишься у зеркала и думаешь, что вроде уже всего добился: есть деньги, звания, награды, квартиры, машины, загородные дома. Но для чего ты живешь, в чем смысл? И тогда невольно начинаешь прислушиваться к идеям и мыслям предыдущих поколений, которыми, возможно, пренебрегал. Вспоминаешь людей, что говорили тебе мудрые вещи в начале твоего пути...
— Для юного певца Захарова таким учителем был Леонид Утесов (великий советский певец. — Прим. авт.), взявший вас в свой оркестр...
— И еще — Илья Яковлевич Рахлин (художественный руководитель Санкт-Петербургского мюзик-холла, ушедший из жизни минувшим летом. — Прим. авт.) — совершенно удивительный человек, отдававший себя без остатка сцене, искусству, своим ученикам. То, что делал Рахлин, — просто подвиг для петербургского артиста.
Дело в том, что петербургские артисты в отличие от московских находятся не то что в угнетенном, а в небрежном положении. К сожалению, власти нашего города не знают великой культуры, не хотят знать и не думают о преемственности поколений. Они целиком поглощены своими личными интересами. Это касается не только смутных нынешних времен. Так и раньше было. Недаром уезжали в Москву Райкин, Доронина, Борисов...
— Но
— Я там в основном работаю, и меня многие считают московским артистом. Но
дело не во мне. Я бы вообще хотел вычеркнуть из истории культуры
Петербурга последние восемьдесят-девяносто лет и оставить прямой переход
от
— В Москве как складываются ваши отношения с градоначальниками?
— Я чувствую их поддержку, чего не ощущаю в родном городе ни я, ни
большинство других артистов. За восемь последних лет я дал сотни концертов
в Москве и единицы в Петербурге. Дело вовсе не в том, что все деньги нынче
— в Москве. Даже на днях города или
Хотя, по большому счету, я не могу сказать, что меня эта ситуация невнимания сковывает по рукам и ногам, портит жизнь. Того, кто работает на историю, не волнуют слава, популярность, толпы почитателей, подбрасывающих в воздух кумира. Я ищу вдохновение, а не восторгов. Работаю на соприкосновение вдохновения и признания публики.
— Кто сегодня ваш зритель?
— Интеллигенция. Это люди, как говорится, не у руля. Недавно я дал трехчасовой концерт в Москве, в Политехническом институте. Работал за идею, сказав организаторам: «Назначайте любые цены на билеты, мне не нужно ни копейки!» Зато сколько слов благодарности, слез, добра получил в этот вечер из зала! А я ведь работал в свое удовольствие, себя не ломал...
— Ну а часто приходится ломать себя, в угоду сиюминутным интересам публики?
— Выхожу, допустим, в зал крупного алюминиевого или металлургического
комбината, и мне приходится в
— Как вы считаете: Захарова сегодня мало на
— Я не стремлюсь на телевидение любыми путями, отказываюсь от всяких
тусовочных
— Почему же народ продолжает исправно ходить на ваши концерты?
— Может быть, потому, что запретный плод сладок. Зрителю хочется видеть в зале то, чего он не видит по ТВ. Зачем, спрашивается, идти на концерт артиста, когда он и так каждый день мелькает на ТВ?
— В России все понятия перевернуты...
— Что касается моих сольных концертов, то, позвольте, Миша, вас уверить, что за последние десять лет у меня не было ни одного афишного концерта, который бы прошел без аншлага.
Дело не во мне, а в тех идеях, которые я проповедую. Я могу быть гораздо хуже, чем мой герой, и это, наверное, так и есть, но идея, которую я воспринял и проповедую, не может не вдохновить. Потому что это глубоко человечная идея.
Если взять постсоветское пространство, то нас около 250 миллионов, из которых как минимум пятьдесят исповедуют то верование и те убеждения, которые исповедую я. Многие просто вынуждены в силу своих занятий, своей профессии быть гибкими. Я же иду напролом в своей профессии. Я имею роскошь не идти на поводу у сегодняшнего дня. И это очень ценная возможность существования вне времени.
Когда же артист выходит на сцену, чтобы прославить самого себя, на этом все кончается.
— Как же тогда быть с тезисом Филиппа Киркорова, что артист первым делом должен полюбить себя сам, а тогда уже его полюбит публика?..
— Этот тезис — глубокое заблуждение, и, скорей всего, Филипп об этом знает. Он ведь очень умный, начитанный человек, и как абсолютно точно он выверил свое появление на российской эстраде.
— Так должен артист сам себя любить?
— Думаю, нет. С любви к себе ничего хорошего не начинается.
— Какие же чувства должен испытывать артист к себе?
— Трепетное отношение к дару, который тебе был послан волею судьбы, и никакого отношения к тебе лично не имеет.
— Но разве это не есть любовь?
— Нет, это ответственность перед Господом, тем, кто послал тебе этот дар. Ответственность, которую должен отработать, оправдать всей своей жизнью.
— Сергей, как вам удается в свои 52 выглядеть на 40?
— Чтобы сохранить «товарный вид», мне приходится ежедневно вставать без десяти восемь, бежать с моим Султаном (кавказской овчаркой. — Прим. авт.) два километра, делать активную зарядку в холодном помещении, принимать ледяной душ, делать массаж всевозможными острыми предметами...
— Вилками, ножами?..
— Есть же специальные приспособления... Затем я иду домой, где жена меня кормит только той пищей, которая мне нужна. Существует так называемый гемакод, по которому определяется, какие продукты принимает твоя кровь, а какие нежелательны.
— В 1996 году вы пережили состояние клинической смерти. Было страшно?
— Совсем не страшно. Сейчас тебе кажется, что ты уйдешь, и после тебя ничего не будет, ты сгинешь и ничего не останется. Но когда начинаешь умирать, то понимаешь, что перед тобой открывается огромное пространство, и ты уходишь в мироздание. Твой кусочек, твой интеллект, все, что ты впитал от друзей, от публики, от чтения, от своей собственной эволюции, — все не пропадает зря. Единственная мысль: все, что ты накопил за свое время, уходит в общую вселенскую базу данных. Ты уходишь с удовольствием, с радостью, ты выполнил свою миссию на этой земле, и дальше тебя ждут много-много жизней в разных ипостасях. Это не темнота, это продолжение...
— И все это вы рассказываете не с
— Да, конечно — в городе Миассе Челябинской области. Я бы там и остался, если бы меня не вытащил ездивший со мной администратор, у которого нашелся нитроглицерин-спрей — до приезда «скорой помощи». Он вернул мою душу в тело, хотя я не хотел этого...
— Я
— Я бы с огромным удовольствием ушел. Но если уж человек оттуда возвращается, то всегда задумывается: почему это случилось, почему с тобой в тот момент оказались именно эти люди?..
— Случайность!
— Там было слишком много случайностей. И вообще это могло случиться в
самолете, в машине во время длительного переезда. Но все произошло
Когда я сверху смотрел на свое тело, мне было совершенно не интересно. Оно было для меня абсолютно чужим.
Все очень просто. Нужно четко представлять, что твое тело, физическое и моральное состояние предназначены только для одного: поддерживать ту идею, которая была сверху внедрена в твое сознание. Если мне «внедрено» петь, а вам, Миша, писать, то нужно этим заниматься, чтобы оправдывать свое существование. Сам человек здесь ни при чем — это дар божий. А когда ты выходишь к людям: «Вот, смотрите, какой я!», то это ненадолго, потому что кончаются силы, молодость, деньги, которые тебя поддерживают, и ты остаешься ни с чем. Ты стоишь в пустыне: без идеи, без мысли, без знаний... Один, никому не нужный.
— Приблизилась ли к реализации ваша давняя мечта — петь в опере?
— Записываю диск с оперными партиями. Опера — моя любовь, которая не проходит и не пройдет никогда. Хочу, чтобы вы меня правильно поняли: у меня нет ни технических, ни нравственных, ни теоретических препятствий, чтобы петь в опере...
— Еще бы, огромный голос, с огромным диапазоном! Только на оперную сцену вы не выходите, хотя давно говорите о таком своем стремлении...
— Я не могу попадать под чужое влияние, а опера — это воля дирижера, режиссера, твоих партнеров. От всех зависишь, не можешь подчинить себе это коллективное действо. Пока я не могу разрешить это противоречие, и любой мой концерт является большим моим проявлением, чем попытка спеть в опере.
— Как вы расцениваете феерический взлет Николая Баскова?
— Как огромные успехи шоу-бизнеса и огромную роль денег. Мы с Колей дружим, но это не значит, что я в восторге от его искусства. Очень симпатичный, приятный молодой человек, но он играет роль, которая ему уготована большим шоу-бизнесом.
— Высокое искусство здесь ни при чем?
— Это высокое искусство, но в шоу-бизнесе (улыбается)
— Басков и его продюсеры все чаще задумываются о карьере на Западе... А у Захарова, насколько я понял из вашей официальной биографии, приведенной в Интернете, эта карьера уже состоялась: вы объехали пятьдесят стран, выиграли десять международных конкурсов...
— Не пятьдесят, а сорок две страны, и не десять конкурсов, а семь. Не люблю округлять цифры, слишком не просто мне все далось. Не хочу преувеличивать свои позиции, но Захарова считают лучшим русским басом все южноевропейские страны — Италия, Испания, Греция и другие.
— Сергей, вы в хорошем смысле очень правильный человек. Почему у такого правильного человека так непросто складывалась жизнь? Вы даже в места не столь отдаленных умудрились побывать...
— В разные периоды времени сильные мира сего, к которым я никогда не стремился, пытались всяческими путями дать понять мне, кто есть кто.
— В нескольких статьях я прочитал, что в
молодости Захаров попал за решетку
— Да. Это было в Москве, в конце
— После такого признания последние сомнения о причастности бывшего первого секретаря Ленинградского обкома в той некрасивой истории отпали...
— Сомнений не было и до того. Вообще могу совершенно точно сказать, что люди разделяются на две категории: «минус» и «плюс». Они бывают одинаково талантливы, умны и прочее. Романов и иже с ним — это люди со знаком «минус». Григорий Васильевич при всех его талантах был создан не на пользу человечеству, а супротив ему.
— Интересно, сам человек решает: с каким знаком ему быть?
— За него все решено. Он призван к этому, причем не компартией, а
— Мне понравилось высказывание Андрона Михалкова-Кончаловского, что добрым человеком быть очень и очень трудно. Если бы это было легко, то все были бы добрыми. Видимо, и правильным человеком быть ох как нелегко...
— Трудно не подчиниться соблазну. Дьявол все время караулит тебя, сидит то слева, то справа и шепчет: «Сделай так, как я сказал, и тебе станет легче». Отдаться пороку — это зачастую мгновенье, сладкое и интересное.
Думаете, мне приятно вставать каждое утро, бежать, обливаться ледяной водой? Но я это делаю для того, чтобы мое тело не дало сбой, не подбросило мне неожиданный сюрприз, чтобы я мог решать свои проблемы вне зависимости от тела... Но все же самое главное — постараться выбросить из своей жизни вопрос сиюминутности.
Да, я даю концерты, зарабатываю, поддерживаю свое тело и свою семью, но
мой мозг
— Честно говоря, в моем понимании с трудом уживаются образы: Захаров и бессребреник. Наоборот, Захаров представляется мне олицетворением основательного мужика, который умеет заработать, несет все в дом, в итоге процветает.
— Знаете, лично мне по большому счету ничего не надо. И раньше не надо было. Ну, хромовые сапоги, галифе, фуражка.... На самом деле я до глубины души военный человек, простая иерархия мне очень близка. Мой отец был военный, деды, прадеды. Гусары, бригадные генералы и так далее.
Я склонен предполагать, что подсознание само диктует, что и как делать мне в данный момент, но все-таки генетическая память подсказывает: все, что бы ты ни делал, ты должен обязательно ориентировать еще и на вечность.
— Сергей Георгиевич, наверняка вам не раз
доводилось беседовать на эти темы со своими коллегами по эстраде.
— Пожалуй, нет. Лариса Долина разделяет, хотя ее в творчестве и в жизни тоже раздирают противоречия.
— Обладая собственной студией, собираетесь ли заново перепеть, переаранжировать свои старые записи, чтобы оставить их для истории в достойном цифровом качестве?
— Я уже выпустил альбом «Трилогия» из трех компакт-дисков, куда попытался «впихнуть» эстрадные песни, хотя, честно говоря, сейчас терпеть их не могу. Тем не менее альбом вышел и включил в себя около шестидесяти песен. Там много всяческой ерунды, но это тоже моя история. Я не собираюсь ломать памятники и переименовывать города. Свою историю хочу выпускать в том виде, какая она есть. Мы, конечно, реставрировали старые записи, но ни в коем случае не переписывали их заново. Ничего хорошего из этого не получилось бы. Все дело ведь в аромате времени. Кто хочет переписать свою историю, тот пытается подогнать себя под ответ сегодняшнего поколения. Твои же мысли, чувства, ощущения принадлежат определенному времени.
— Желание покорить новое поколение зрителей вас не мучит?
— А это невозможно! Я ведь принадлежу к другому поколению.
— Вы обмолвились о ныне ненавистной себе эстраде, но я читал во многих ваших интервью, что Захаров с гордостью причисляет себя к когорте певцов классической эстрады, таких, как Кобзон, Магомаев, Гуляев, Хиль...
— Нынешняя эстрада не только не выдерживает никакой критики, но противна нашему существу...
— Согласен. Но то, что вы называете современной эстрадой, даже другой термин получило: попса...
— Дело не в терминах, а в продажности, доведенной до абсурда. Вы ведь тоже в свое время записали столько песен-однодневок!
Собрав в один альбом свои эстрадные опусы, я пережил чувство обиды: сколько сил, энергии, любви в свое время было отдано мной этим песням, но эти однодневки не стоили того, чтобы так растрачивать себя! «Луна, солнце, люби меня, люби тебя...» — это не самые существенные темы.
Главные же проблемы: смысл жизни, зачем живешь, что делаешь, чтобы поставить себя на нужный уровень, соответствующий твоему предназначению...
— Большинство людей, дожив до седых волос,
— Я совершенно четко знаю: живу для того, чтобы то, что мне дано свыше, развить и передать дальше. И за мной еще более талантливые люди встанут, которые будут продолжать эту историю.
Михаил САДЧИКОВ